ОШИБКА 2043
(мистический рассказ)

Часть первая: 
Лаборатория «Квантового скачка» пахла озоном, горячим пластиком и страхом. Запах застарелой пыли, смешанный с едким дымком от перегретых компонентов, душил. Предпоследний щиток на главном сервере треснул с противным хрустом, и из-под него потянулся тонкий усик дыма.

Алиса, главный инженер проекта «Хронос», шарахнулась от панели, её пальцы, привыкшие к шелковисто-гладким поверхностям голографических интерфейсов, обожгло статикой и прикосновением к грубому, шершавому металлу древней электроники.

— Он не слушается! — выдохнула она, отряхивая ладони и с ужасом глядя на дымящийся блок управления. — Это не логика, это хаос! Какие-то реле, транзисторы, целая паутина проводов… У них тут даже Wi-Fi нет! Как они вообще подключались к сети? По кабелю?

Рядом, прислонившись к стене из грубых бетонных блоков, чьи поверхности были изъедены временем и влагой, стоял Марк. Тот самый Марк, который в 2043-м году  взламывал банковские нейросети, за три минуты, просто,  думая  об этом. Сейчас он смотрел на предмет в своей руке с таким недоумением, будто это был артефакт внеземной цивилизации, найденный где-то на Марсе.

— Я… я не могу, — тихо сказал он, его обычно спокойный голос дрожал. — Я не могу отправить сообщение.

В его руке лежал «Нокиа 3310». Тот самый, легендарный. Батарея, по словам местного  сисадмина, в засаленном, пропахшем табаком халате: держалась неделю. На светло-зеленом монохромном экране угасала надпись «Сообщение не отправлено». Для Марка это был не телефон, а устройство для пыток. Он пытался прокрутить страницу вверх, но палец скользил по жесткой резине кнопок, не встречая привычного тактильного отклика.

  Часть вторая: 

— Что с ним? — Алиса подошла к нему, отводя глаза от злополучного сервера, который, казалось, насмешливо мигал красными индикаторами.

— Я пытаюсь написать Ане, предупредить ее, — Марк снова ткнул в клавиши, пытаясь вызвать виртуальную клавиатуру, но ничего не происходило. — Но тут… тут эти кнопки. На каждой по три-четыре буквы! Чтобы написать «где ты», мне нужно нажать «4» два раза для «Г», потом «3» три раза для «Д»… Я уже двадцать минут бьюсь над словом «встреча»! Я не найду, на какой кнопке «Ч»! А ещё, куда тут файлы прикреплять? Я не могу отправить карту!

Он ткнул пальцем в резиновую клавишу с цифрой «9». Раздался короткий писк, похожий на звук умирающей компьютерной мыши. На зеленоватом экране появилась какая-то абракадабра из букв, не имеющая никакого отношения к «Ч».

— А эта штука… Т9… — Алиса, подойдя ближе, попыталась помочь. Она вспомнила что-то из архивов по истории информатики. — Она же должна угадывать слова.

— Она угадывает не то! — Марк почти плакал. — Я хочу написать «переночевать», а она предлагает «переодеться»! Или «первоцветов»! Как это вообще работает? Где машинное обучение? Где здесь адаптивный предсказательный ввод, который читает мои мысли?! Я хочу стереть слово, а оно стирает только одну букву!

Он с такой силой нажал на кнопку сброса, что казалось, телефон треснет. Но «Нокиа» даже не дрогнул, оставаясь невозмутимым куском пластика и кремния, пережившим десятилетия.

  Часть третья: 

В этот момент дверь в подвал, ведущая к запасному выходу, отворилась со скрипом старых петель, и на пороге появилась Аня. Их специалист по квантовой запутанности и эстетике виртуальных миров. Её обычно яркое, живое лицо было бледным, а в руках она сжимала другой артефакт прошлого — цифровой фотоаппарат-«мыльницу», который выглядел до смешного громоздким. На его корпусе поблескивали царапины, а небольшой объектив казался тусклым.

— Ребята… — её голос был пуст и безжизнен. — Я не могу сделать фото. Этого… этого сервера. Для отчета.

— В чем проблема? — с надеждой взглянула на неё Алиса. — Наведи и нажми кнопку. Всё же просто.

Часть четвертая: 

Аня бросила взгляд на панель управления, потом на фотоаппарат.

- Он все время пищит! Красным глазком! Говорит, «недостаточно освещения»! Я тыкала в меню, там какие-то «ночной режим», «вспышка»… Я включила вспышку, и он ослепил меня! А на маленьком экране ничего не видно! В наше время камера сама склеивала панораму в темноте с шести диапазонной стабилизацией и автоматически корректировала ISO! А это… это кусок пластика с дырочкой, который жрёт пальчиковые батарейки и издаёт эти ужасные звуки!

Она швырнула фотоаппарат на старый, обшарпанный,  диван, покрытый выцветшим пледом. Он отскочил с глухим стуком, едва не сбросив на пол пыльную стопку журналов «Радио». Воцарилась тяжелая тишина, прерываемая лишь равномерным гулом древнего вентилятора в глубине серверной. Трое лучших умов своего поколения, людей, которые общались с искусственным интеллектом на «ты», проектировали сити-фермы на орбите и перемещались сквозь пространство-время, были повержены. Повержены технологиями, которые их деды считали вершком совершенства.

  Часть пятая

Марк снова поднял телефон. Он смотрел на него уже не как на врага, а как на загадку, на слепок другого мышления. На что-то, что требовало от человека совершенно иных навыков.

— Постойте, — сказал он тихо, и его голос звучал задумчивее, чем прежде. — Они же как-то жили. Они общались, договаривались, любили, назначали встречи… с помощью этого. Без нейросетей, подсказывающих ответ. Без мгновенной отправки гигабайтов данных. Каждый символ был труден для достижения, каждое слово нужно было *выбивать*. Это было нечто *особенное*.

Он медленно, с невероятным усилием воли, начал снова набирать сообщение. Один символ. Пауза. Второй. Еще пауза. Он не просто печатал, он вдумывался в каждую букву, в каждое нажатие. Чувствовал сопротивление резиновой кнопки под пальцем.

Алиса подошла к серверу. Она перестала искать привычный голографический интерфейс или голосовое управление. Она начала смотреть на него как на механизм. Провода, платы, пайки — каждое звено этого механизма требовало внимания. Ей захотелось прикоснуться к этим платам, проследить ход каждого проводка.

— Знаете, — сказала она, обводя взглядом свое новое, допотопное царство, — а ведь они были круче нас. Они не  пользовались  технологией, словно она была продолжением их разума. Они ей  управляли . Потому что понимали её. До винтика. До последнего байта. Они строили её сами.

Аня с горькой, но уже осмысленной улыбкой подняла фотоаппарат.

— Ладно. Пойду, почитаю к нему инструкцию. — Она потянула с полки старую, запыленную книгу в твердой обложке. — На бумаге. Кажется, тут есть раздел про экспозицию и ручную фокусировку. Может быть, даже найду, как эти батарейки менять.

Марк, сосредоточенно прищурившись, наконец ,отправил сообщение. Зеленый экран мигнул: «Сообщение отправлено». Это заняло почти десять минут, но ощущение от завершенного действия было несравнимо с привычным мгновенным «ок» от нейросети. Он ждал. Без привычных индикаторов «действие завершено» или «прочитано», без заветных трех точек, сигнализирующих о наборе ответа. Была только тишина, и надежда, что где-то там, на другом конце города, в таком же, допотопном, устройстве, прозвенит тот же простой сигнал, и кто-то так же медленно, по кнопкам, начнет набирать ответ.

Алиса, вооружившись огромным, старомодным паяльником и лупой, корпела над микросхемой. Мелкие детали, словно бусинки, требовали невероятной точности и неподвижности руки. Её мозг, привыкший к трехмерному моделированию и роботизированным манипуляторам, сейчас боролся с примитивной физикой и химией припоя. Но в этой борьбе просыпался азарт, давно забытый, почти первобытный.

  Часть шестая: 

Внезапно раздался треск. Не тот неприятный треск перегорающей электроники, что они слышали от сервера, а короткий, отчетливый, мелодичный *треск* из кармана Марка. Его сердце пропустило удар. Он медленно вытащил «Нокиа». На зеленом экране

мигала, словно привет из другого измерения, надпись: «Входящее сообщение».

— Это… это невозможно, — прошептал Марк, его пальцы дрожали, когда он нажимал на кнопку «Читать». Каждое нажатие было тяжелым, словно открывал сейф с вековой тайной.

Сообщение состояло из двух слов, набранных, очевидно, с таким же трудом, как и его собственное: «ЖДУ». И ниже, маленьким, еле различимым шрифтом, дата и время: «14.07.2003, 16:35».

— Две тысячи двадцать третий… — Марк поднял взгляд на Алису и Аню. — Мы же в две тысячи сорок третьем.

Алиса, отложив паяльник, подошла. Она тоже увидела дату.
— Значит… это не просто сбой. «Ошибка 2043»… Она перенесла нас. Или, по крайней мере, наши средства связи. На двадцать лет назад?

Аня, которая только что нашла в инструкции к фотоаппарату раздел про «проявку пленки», опустила книгу. Её глаза, еще недавно наполненные слезами раздражения, теперь смотрели с новой, более глубокой тревожностью.

— А что, если это не просто  перенесло ? — произнесла она, её голос был едва слышен. — Что, если наша попытка вмешаться в пространство-время… не просто сломала наши нейроинтерфейсы, но и стерла нашу собственную, временную линию? Что, если мы… мы единственные, кто помнит 2043 год? И мы пытаемся общаться с людьми, которые даже не знают, что мы существуем в их будущем?

Над древним сервером вновь замигали красные индикаторы, на этот раз с какой-то новой, более зловещей синхронностью, словно вторя биению их собственных сердец. Вентилятор загудел чуть громче. И в этом гуле, в потрескивании проводов, трое гениев будущего начали слышать не просто шум старой техники, а шепот самого времени.

Алиса вновь вернулась к микросхеме. Она взглянула на древние, припаянные элементы.
— Тогда, — сказала она, её голос звучал решительнее, — нам нужно понять, как это работает. До винтика. До последнего байта. Потому что, возможно, только так мы сможем вернуться. Или… построить наше будущее заново. Вручную.

Марк поднес «Нокиа» к уху. В нем не было динамика для связи с будущим, но он прислушивался к тишине, к далекому эху чужого, или быть может, своего, прошлого. Он знал, что это только начало. Начало их нового, древнего пути.

  Часть седьмая: 

Первая волна шока и экзистенциального ужаса уступила место холодной, прагматичной необходимости. Если это действительно 2023 год, и кто-то там *ждет*, это был единственный живой контакт.

— Нужно ответить, — выдавил Марк, его лицо было напряжено от умственного усилия. — Кто это может быть? Может, кто-то из нашей команды… до того, как они исчезли?

— Неважно кто, — оборвала его Алиса. — Важно, что это канал. Единственный, который у нас есть.

Марк вновь взял телефон. Его пальцы, привыкшие к мгновенным нейроинтерфейсам, казались непослушными, чужими. Он не мог понять логику кнопочного ввода, словно его учили совершенно другому языку. «Как написать ‘КТО ТЫ’ быстрее, чем за полчаса?» — промелькнуло в его мыслях.

— Я… я не знаю, как, — почти простонал он. — Я забыл, как это делать. Как строить слова из этих разрозненных символов.

Аня, отложив инструкцию, подошла к нему. В её глазах уже не было слез, только жесткая концентрация.
— Дай-ка, — она осторожно взяла «Нокиа». — «К» — это «5», один раз. «Т» — «8», один раз. «О» — «6», три раза. Или «6» один раз, если Т9 сработает. А «Ы»… «9» три раза. Или «9» два раза, если «Ь». А если…

Она на минуту зависла, перебирая в голове логику, давно забытую и неактуальную. Потом, словно вспомнив давно разученный стих, начала тыкать в кнопки. Медленно. С огромной осторожностью. П-и-и-п. П-и-и-п. П-и-и-п... На экране медленно вырисовывалось: «К Т О ?»

— Отправить? — спросила она.
Марк кивнул. Сообщение ушло в тишину. В эту же тишину, только двадцатью годами раньше.

  Часть восьмая: 

Пока Марк и Аня боролись с «Нокиа», Алиса углубилась в изучение главного сервера. Запах гари усиливался, но она игнорировала его. Прикосновение к холодному металлу, к шероховатым краям старых плат, вызывало странное ощущение. Это было не отвращение, а почти благоговение. Эти схемы, эти провода – они были началом всего, что они знали. Это была их цифровая родословная.

Под слоем пыли она нашла несколько распечатанных схем и пожелтевшие листы бумаги, прикрепленные к корпусу. Выцветшая надпись сверху гласила: «Проект «Хронос»: Экспериментальный генератор сингулярности». А ниже, карандашом, небрежная пометка: «БЕЗ ПРЯМОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ СО СТРУКТУРОЙ ВРЕМЕНИ!»

— Сингулярность? — прошептала Алиса, расшифровывая слова, которые в их времени казались примитивной научной фантастикой. — Но мы же работали над «Квантовым скачком»! Мы не…

Она вдруг осознала. «Ошибка 2043». Это была не просто техническая неисправность их оборудования. Это было, возможно, следствие,  их собственных экспериментов. Если их квантовый скачок был связан с этой древней технологией, что, если она послужила якорем, который вырвал их из привычной реальности? Или, что еще хуже, исказил ее до неузнаваемости?

— Аня! Марк! — позвала она, ее голос был напряжен. — Мы, кажется, нашли причину нашей… катастрофы. И она здесь. В этих проводах.

Часть девятая: 

Трое собрались у сервера. Аня держала свой фотоаппарат, Марк — «Нокиа». Алиса развернула пожелтевшие схемы. На них были изображены компоненты, настолько древние, что она не сразу узнала их назначение.

— Этот «генератор сингулярности»… он должен был быть просто теоретическим, — объясняла Алиса, водя пальцем по линиям схемы. — Или, по крайней мере, его прототип был полностью на основе нейросетей, контролируемых ИИ. Здесь же… здесь всё на аналоговых реле. Это какой-то ранний, опасный прототип. Кто-то пытался построить машину времени буквально на коленке.

Вдруг Марк вздрогнул. Его «Нокиа» снова пискнул. На экране появилась надпись: «К Т О Э Т О?».Ответ -  идентичный их вопросу.

Все трое застыли. Вопрос, который они только что отправили в прошлое, вернулся к ним. В ту же секунду.
— Это… эхо? — прошептала Аня, её глаза расширились. — Нас слышит… наше собственное прошлое? Или оно слышит нас?
Марк медленно набрал: «МЫ ИЗ БУДУЩЕГО». Каждый символ казался невыносимо тяжелым.

Надпись «Сообщение отправлено» горела на экране всего секунду. Потом экран потемнел, а сам телефон издал тихий, предсмертный хрип, словно последний вздох. Батарея села. Окончательно.

Часть десятая

Тишина. Тяжелая, давящая тишина. Внезапно из глубины серверной раздался звук. Не гул вентилятора, не треск плат. Это был тонкий, высокий звон , похожий на струну, натянутую до предела, которая вот-вот порвется. Звон усиливался, перерастая в протяжный гул. Красные индикаторы на сервере начали мигать еще быстрее, превращаясь в пульсирующие пятна света.

— Что это? — Аня сжала фотоаппарат так крепко, что её костяшки побелели.
— Генератор… он включается, — прошептала Алиса, её взгляд был прикован к старым схемам. — Кто-то… или что-то… запустило его. И, кажется, он отвечает на наши попытки связи.

Звон стал невыносимым, пронизывающим до костей. Озон в воздухе сгустился, почти обжигая легкие. Древний подвал задрожал. С потолка посыпалась пыль, а с полок загрохотали старые радиодетали.

— Бежим! — крикнул Марк, но его голос утонул в нарастающем гуле.
Они не могли пошевелиться. Взгляд каждого был прикован к мерцающему серверу, который теперь светился не только красными, но и таинственными синими огнями. Провода, словно вены, начали подрагивать.

На стене, прямо над древним оборудованием, стали проявляться силуэты. Сначала едва заметные, как тени, отбрасываемые несуществующим светом. Затем они стали яснее: фигуры, движущиеся в полупрозрачном танце. Мужчины и женщины в лабораторных халатах, их лица были размыты, но их движения казались осмысленными, почти ритуальными. Они что-то делали, что-то строили, манипулируя тем же оборудованием, что было перед глазами Алисы.

— Это… призраки, — прошептала Аня, но это были не обычные призраки. Они были живыми тенями из прошлого, запертыми в этом временном разломе. Они двигались, их руки проникали в компоненты, которых сейчас не было, достраивая или разбирая невидимые части.

Гул достиг своего пика, и мир вокруг них превратился в размытое пятно. Последнее, что они увидели, прежде чем темнота поглотила их, был один из силуэтов, повернувшийся к ним. Его размытое лицо, казалось, смотрело прямо на них, а его полупрозрачная рука указывала на тот самый главный сервер. И на этой руке мелькнуло… старое, сломанное обручальное кольцо.

Они были не просто в прошлом. Они были внутри  прошлого.

Часть одиннадцатая

- Надо выйти… — Мы должны выйти, — решительно произнесла Алиса, откладывая паяльник. Её лицо было бледным. — Мы должны увидеть, что там снаружи. Может там, безопасней?

Марк кивнул, его рука инстинктивно сжала «Нокиа», как талисман. Аня, подняв голову от мануала, выглядела испуганной, но согласилась без слов.
Поскрипывая дверью, они выбрались из полутемного подвала и двинулись по узкому коридору, чьи стены были оклеены местами отставшими обоями, с изображением пожелтевших роз. Поднявшись по шаткой деревянной лестнице, они оказались в пустой прихожей, где пахло затхлостью и каким-то старым машинным маслом. Еще одна дверь, обитая потрескавшимся дерматином, вела наружу.

Солнце ударило в глаза так резко, что пришлось зажмуриться. Небо было ярко-голубым, без единой голографической рекламы, без парящих, дронов-курьеров, без привычного смога их родного 2043 года. Дорога, по которой они вышли, оказалась пыльной проселочной колеей, ведущей в поле, залитое летним солнцем и утыканное полевыми цветами. Воздух был густым и сладким от медового запаха цветущей полыни, перемешанного с ароматом клевера и диких трав. Дышалось легче, здесь было что-то знакомое, зыбкая ниточка, связывающая их с той, прежней жизнью. Эта простота, эта дикость природы парадоксально успокаивала, но одновременно и пугала своей непривычной первозданностью.

И тут на пыльной дороге показалось видение, которое окончательно выбило их из колеи. Кобыла, запряженная в допотопную, деревянную телегу, брела сама по себе, лениво пошевеливая ушами. На облучке восседал мужик в стёганой безрукавке поверх рваной гимнастерки — странный наряд для летнего зноя. Его лицо было морщинистым и обветренным, а взгляд отсутствующим. Он не управлял лошадью, а все его внимание было отдано старенькому, побитому временем баяну, с потертыми перламутровыми кнопками. Он растягивал меха, и в тишину поля, под шелест ветра и жужжание пчел, лилась хриплая, полная тоски песня:
— Ой, мороз, мороз, не морозь меня... Не морозь меня, моего коня...

Герои застыли в изумлении. В их глазах читался вопрос, который пытались сформулировать все трое сразу: «Где здесь мороз? Где зима? И при чем тут конь, когда перед ними самая обычная кобыла?» Но прежде чем кто-либо успел озвучить это, всех троих вдруг, что-то осенило. Они переглянулись, и их глаза расширились от внезапного, общего понимания.
И они хором, почти шепотом, глядя друг на друга, спросили:
— А откуда известно, где конь, а где кобыла?

Это был не вопрос о биологии, не вопрос о физическом мире. Это был вопрос о восприятии, об информации, о том, как мир *определяется* для них. В их эпоху AI распознавал любое животное, его пол, возраст, породу, настроение. А здесь... здесь нужно было *знать*. И в этом простом вопросе прозвучал весь ужас их нового положения, вся глубина их отчуждения от этого мира, который требовал не мгновенных данных, а медленного, чувственного познания. Требовал *живого* знания, а не машинного.

Тишина, нарушаемая лишь хриплой песней баяна, наполнилась новым, тревожным смыслом. Мужик на телеге не обращал на них никакого внимания, его взгляд был устремлен куда-то поверх горизонта, туда, где раскачивались ядреные  колосья ржи. Кобыла продолжала лениво переставлять ноги, волоча за собой телегу с сеном

— Значит… — начала Алиса, её голос звучал непривычно тонко, — мы не просто «вернулись в прошлое». Мы… мы в другом мире, где другие правила. И другие слова.

Марк молча кивнул. Его мозг, привыкший к мгновенной обработке петабайтов данных, лихорадочно искал аналогии, но не находил. «Кобыла» и «конь» в его реальности были лишь разными метками одного и того же биологического вида, нюансами, которые ИИ мгновенно уточнял. Здесь же, казалось, требовалось не просто распознавание, а понимание контекста, традиции, даже эмоциональной окраски слова.

— Как будто мы заново учимся языку, — прошептала Аня, её палец непроизвольно потянулся к экрану несуществующего интерфейса. — Только язык этот – сам мир. Его природа, его техника… его песни.

Мужик на телеге, как будто услышав их, вдруг оборвал песню. Баян издал прощальный, стонущий звук. Он медленно повернул голову, и его выцветшие голубые глаза остановились на них. Взгляд был странным: без удивления, без любопытства, просто… констатирующий.

— Заплутали, чай? — голос мужика был хриплым, как и его баян, но удивительно мягким.

Марк попытался ответить, но слова застряли в горле. Как объяснить, что они не просто заплутали, а выпали из времени, из своей реальности? Что они — пришельцы из будущего, потерянные в прошлом, которое не понимали?

— Мы… мы из города, — начал Марк, выбирая самые простые слова. — Техника наша сломалась.

Мужик кивнул, как будто это было вполне обыденное объяснение. Он посмотрел на телефон в руке Марка, на футуристическую, но помятую одежду Алисы и Ани, на их растерянные лица.

— Ну, в городе оно завсегда так, — философски заметил он. — То техника ломается, то люди. У нас тут проще. Природа одна, да баян вот. И кобыла.

Он махнул головой на  животное, которое лениво повело ухом.

— Она у меня, значит, Пегашка. А конь… конь он в песне. Для красоты слова. Не для дела. А Пегашка – она для дела. У ней и имя свое, понятное.

Это простое объяснение было ударом. Для них, привыкших к строгости терминов и однозначности определений, такая поэтическая вольность казалась дикостью. «Конь» в песне – не живое животное, а образ. «Пегашка» – это не просто кобыла, это *её* имя, *её* суть.

— И часто у вас тут… техника ломается? — осторожно спросила Алиса, пытаясь вернуться к знакомым категориям.

Мужик усмехнулся, обнажив несколько пожелтевших зубов.

— Она у нас не ломается. Она у нас… есть. Пока ей время не выйдет. А выйдет – так новую делаем. Сами. Или починим, если руки из нужного места. Вот баян мой, лет ему уже, поди, сорок. А всё играет. Потому что я за ним слежу. Понимаю его. Каждую кнопочку.
Путешественники во Времени, молча переглянулись. Потеряв все, они не потеряли способность, понимать друг друга ез слов.- Они как бы, прибыли к этому баяну, как 40 лет из Будущего. А баяну самому было 40 лет уже….Может это ничего и не значило, но все же..

Марк посмотрел на свой «Нокиа». Мужик посмотрел на него в ответ, и в его взгляде читалось не осуждение, а что-то вроде сочувствия.

— А вы, видать, не понимаете? — сказал он. — Ну, ничего. У нас тут всему учатся. Ежели захотеть. А баян, кстати, играет, потому что я его смазываю. И меха проветриваю. И кнопки чищу.

Вдруг Алиса издала вздох. Она посмотрела , мысленно на старый сервер, на свой паяльник, на пыльный блок питания, который пыталась починить. Аня посмотрела на фотоаппарат в своих руках. . Марк перевел взгляд с телефона на мужика, потом на бескрайнее поле.
Понимание пронзило их всех. Это было не просто возвращение в прошлое, не просто «глюк» квантового скачка. Это был урок. Урок о *взаимодействии*. Не с интерфейсом, не с нейросетью, не с набором данных, а с вещью. С миром. С человеком. На глубинном, физическом, почти ремесленном уровне.

— Мы… мы хотим научиться, — сказал Марк. Это прозвучало не как просьба, а как заявление, вызов самому себе.

Мужик улыбнулся. Теперь в его глазах появилось что-то похожее на удовлетворение.

— То-то же, — сказал он. — Садитесь в телегу, городские. До деревни не близко. Да и ночь скоро. Покажу, где у нас тут кнопочки-то чистят. И как баян заводить. И как Пегашку кормить, чтоб не обижалась.
Они, трое гениев 2043 года, растерянные и испуганные, но с новой, странной искоркой в глазах, полезли в старую деревянную телегу. Баян снова заиграл, и песня о морозе, о коне, о русской душе поплыла над полем. И вдруг, в этом совершенно чуждом,  архаичном мире, где «конь» был образом, а «техника» — делом рук, они почувствовали нечто совершенно неожиданное: не безнадежность, а предвкушение. Предвкушение нового знания. Нового *понимания*. И нового, медленного, но глубокого соединения с реальностью. Самое сложное было не управлять нейросетью. Самое сложное — это пробиться через три резиновые кнопки. Или понять, что конь – это не кобыла, а песня. И что это совершенно нормально.

Покачиваясь в телеге, они наблюдали, как солнце медленно клонится к горизонту, окрашивая небо в немыслимые, глубокие оттенки оранжевого и пурпурного. Такие закаты в их реальности были возможны только в виртуальных симуляциях. Дядя Егор изредка поглядывал на них, иногда отрываясь от баяна, чтобы кинуть короткое пояснение: «Там вон, за той березой, наша речка…» или «Гляньте, соловей, поди, поет…».

Марк, Алиса и Аня молча впитывали эти новые впечатления. Их мозг, привыкший к потоку структурированной информации, сейчас пытался осмыслить хаос чувств: запахи трав, скрип колес, живое тепло спины Пегашки, хриплый голос баяна, бесконечное небо. Впервые за долгое время они чувствовали себя не всезнающими, а… живыми. Уязвимыми. И от этого – невероятно любопытными.

Через некоторое время телега свернула на проулок, огороженный покосившимся плетнём, и въехала в небольшую деревеньку. Домики, сложенные из дерева и обмазанные глиной, с резными наличниками на окнах, выглядели так, словно сошли со старинных гравюр. Из труб кое-где вился дымок, пахло дровами и свежеиспечённым хлебом.
Дядя Егор остановил Пегашку у самого крайнего дома, который был чуть побольше остальных, с крыльцом, увитым диким виноградом.

— Ну, вот и приехали, — крякнул он, откладывая баян. — Заходите, не стесняйтесь.

Едва телега остановилась, как на крыльцо вышла женщина. Крепкая, румяная, с косой, уложенной вокруг головы, и с цветастым платком на плечах. Её глаза, живые и острые, вглядывались в пришельцев с едва заметной смесью любопытства и хозяйственной настороженности. Это была Алена, жена дяди Егора.

— А я уж заждалась, Егор, — сказала она, её голос был звонким и ясным, в отличие от хриплого баса мужа. — Кто это к тебе в телегу заскочил? Городские, поди?

Дядя Егор лишь махнул рукой, улыбаясь.
— Заплутали, Алена. Из города. Техника у них сломалась.

Алена окинула взглядом их странную, слегка помятую одежду, футуристические, но теперь бесполезные гаджеты. Её взгляд задержался на растерянных лицах Алисы и Ани.
— Ну, заходите, коль так. Не стоять же на дороге. Сейчас ужин горячий.

Они осторожно спустились с телеги. Земля под ногами была мягкой, не асфальтовой. Дядя Егор ловко отстегнул упряжь, погладил Пегашку по морде.

— Иди, родная, пасись. Завтра рано вставать.

Затем, повернувшись к гостям, он кивнул в сторону жены:
— Это Алена. Хозяйка моя.

Алена коротко кивнула, затем, посмотрев на Алису и Аню, мягче добавила:
— Проходите, девочки. Есть-то, небось, хотите? А потом и поговорим.

Внутри оказалось сумрачно, но тепло. Пахло печкой, травами и ещё чем-то очень старым, но уютным. В углу, под окном, стояла большая русская печь с полатями. По стенам висели вышитые рушники, на полках стояла глиняная посуда. Никаких экранов, никаких интерфейсов – только дерево, ткань, глина.

— Ну, располагайтесь, — дядя Егор указал на широкий деревянный стол, обставленный простыми лавками. — Ужинать пора.

На столе уже стояли чугунные горшки, от которых шёл пар, и большая деревянная миска с нарезанным чёрным хлебом. Алена ловко разложила деревянные ложки, налила в глиняные кружки квас.
— Щи, картошка с грибами, да квас из погреба. Угощайтесь!

Для Марка, Алисы и Ани, привыкших к синтезированной пище и индивидуально подобранным рационам, этот ужин был откровением. Вкус был настолько сильным, насыщенным,  настоящим , что казался почти агрессивным. Каждое блюдо имело свой уникальный, глубокий аромат. Они ели медленно, жадно, пытаясь осознать эту новую палитру ощущений. Алена с улыбкой наблюдала за ними, иногда подкладывая им ещё щей или картошки.

После ужина дядя Егор зажег старинную керосиновую лампу. Её свет, мягкий и мерцающий, создавал на стенах причудливые тени, добавляя атмосфере сказочности. Алена тем временем убрала со стола, ловко споласкивая посуду в деревянном тазу.

— Ну, а теперь давайте разбираться с вашими чудесами, — сказал дядя Егор, с интересом разглядывая «Нокиа» в руке Марка. — Покажете, как оно работает?

Марк, уже без прежнего раздражения, а с почти академическим интересом, начал показывать. Он медленно нажимал кнопки, демонстрируя многократный ввод, пытаясь объяснить концепцию Т9. Дядя Егор слушал внимательно, изредка покачивая головой.

— Ну и наворотили, — протянул он. — А чего просто буквами не написать?

— Это… для скорости, — ответил Марк.

— Какой уж тут скорости, ежели ты «Ч» полчаса ищешь, — добродушно рассмеялся Егор. — Ладно. Давай так. Вот тебе бумага, вот карандаш. Запиши, где какая буква. А потом тренируйся. Как на баяне. Пальцы привыкнут.

Он принёс тетрадный лист, в клеточку и обгрызенный карандаш. Марк, удивленный, но покорный, начал выписывать раскладку кнопок.

Алиса тем временем достала пыльный блок питания. Дядя Егор взял его в руки, повертел.
— Конденсатор, говоришь? Вздулся? Ну, ясно дело. Бывает. — Он поднялся и подошел к старой деревянной полке, забитой всякой всячиной: инструментами, проводами, радиодеталями, банками с гвоздями. — У меня тут, поди, что-то было. Из старого тарелочного радио. И еще чего-то…

Он начал копаться, ища нужную деталь. В его движениях была неторопливость, но и уверенность человека, знающего каждую вещь в своём хозяйстве.
Аня же, усевшись у керосиновой лампы, разложила перед собой бумажную инструкцию к фотоаппарату.
— Тут вот… про экспозицию… и ISO… — начала она, пытаясь осмыслить текст.

Дядя Егор, отыскавший, наконец нужный конденсатор, размером с напёрсток, посмотрел на неё.
— А ты не читай, — сказал он. — Ты попробуй. Выйди на улицу завтра, на свет. И понажимай. Разные настройки. Да посмотри, что выйдет. Глаз сам привыкнет. Как яблоню от груши отличить. Не по книжке, а по виду.

Алена, подсев к ним, внимательно слушала.
— А вы, девочки, завтра пойдёте со мной на огород, — предложила она Алисе и Ане. — Руки-то у вас, поди, не к земле привыкли. Но ничего, научим. А то, как же жить, ежели картошку сажать не умеешь? Пропалывать и окучивать будем.

Алиса и Аня переглянулись. Огород? Их, с их нейроинтерфейсами и навыками по управлению терраформированием планет, отправляют сажать картошку? В их глазах читалось легкое недоумение, но и что-то похожее на готовность к новому опыту.
— Ну… хорошо, — нерешительно произнесла Алиса.

Марк  нажимая на  ввод, пытаясь объяснить концепцию Т9. Дядя Егор слушал внимательно, изредка покачивая головой.

Аня же, усевшись у керосиновой лампы, разложила перед собой бумажную инструкцию к фотоаппарату.
— Тут вот… про экспозицию… и ISO… — начала она, пытаясь осмыслить текст.

Дядя Егор, отыскавший наконец нужную деталь, размером с напёрсток, посмотрел на неё.
— А ты не читай, — сказал он. — Ты попробуй. Выйди на улицу завтра, на свет. И понажимай. Разные настройки. Да посмотри, что выйдет. Глаз сам привыкнет. Как яблоню от груши отличить. Не по книжке, а по виду.

В эту ночь, лёжа на тёплых полатях, укрытые тяжёлыми шерстяными одеялами, Марк, Алиса и Аня не могли заснуть. Их мир перевернулся. Всё, что они знали, стало бесполезным. Но вместо паники приходило другое чувство – ощущение глубокого, первозданного спокойствия. Здесь не было спешки, не было мгновенных требований, не было информационной перегрузки. Здесь были щи, баян, Пегашка и дядя Егор, который знал, как починить мир одной лишь отверткой и добрым словом. И Алена, готовая научить их жить с землёй, как это делали их предки.
Они не знали, смогут ли вернуться в своё время. Но впервые это перестало быть самым главным вопросом. Им предстояло заново учиться жить. И это оказалось, не так уж и страшно. Скорее… захватывающе.

---